Ксения Любавина - С видом  на счастье

— И что?

— Нет, ты скажи, куда меня возьмут без опыта? Разве что в уборщицы или посудомойки!

— Да, работать уборщицей, конечно, стремно. Для особы-то королевских кровей.

— И что я должна делать? Проституцией заниматься?

— То есть ты хочешь сказать, что для занятия проституцией у тебя достаточно опыта?

— Никитин… боже мой… какой же ты урод!

Вася громко вздохнул. По всему было ясно, что она его достала.

— Короче, Вер, давай расставим точки. То, что ты уходишь от этого… я одобряю. Мне не надо, чтобы моя дочь смотрела на ваши разборки. Снимай квартиру, я оплачу. И спрошу у знакомых, может быть, найдется для тебя нормальная работа с хорошей зарплатой.

— Хорошая зарплата — это, по-твоему, сколько? — с издевкой спросила Вера. — Десять тысяч? Так мне этого даже на такси не хватит!

— Существуют другие виды наземного транспорта. Там возят дешевле.

— Какой ты, Васенька, у меня умный! Вы-то с Аллой на двух машинах ездите!

— Забирай мою машину. Ради бога.

— Но я водить не умею! — возмутилась она.

— Сдай на права. Какие проблемы?

— Как у тебя все просто!

— Верочка, солнышко, я не позволю тебе усложнить нам жизнь. В общем, так: Аришка, пока ты ищешь квартиру, поживет у меня, машину забирай, работу я тебе найду. Вопросы?

Вера, прикурив вторую сигарету, внезапно ответила, подражая его решительной интонации:

— В общем, так, Васенька, солнышко… Аришку ты не увидишь, пока вопрос не решится так, как я хочу. А я хочу вернуться в нашу квартиру и жить с тобой, как раньше. Ну а если — нет, я заберу Аришку и уеду к родителям, в Якутию.

— Вера, если ты так сделаешь, я на тебя в суд подам. И что ты, интересно, будешь делать в Якутии? В оленеводы пойдешь? Насчет квартиры не беспокойся. Если что, мы с Аллой переедем к ней, на Добролюбова. Для меня не принципиально, где жить.

Мне оставалось только удивляться спокойствию и выдержке моего Никитина. Да, пожалуй, он станет достойным преемником Ольги Романовны. Что же касается Веры, сейчас я понимала ее нынешнего супруга, хотя всегда осуждала мужскую жестокость.

— Ох, Никитин, все-таки ты урод. И за что я тебя полюбила?

— Все, хватит. У меня дел полно…

— Наш разговор не окончен.

Колыхая полами своей эксклюзивной шубы, Вера проплыла мимо «газели», не заметив меня. По всей видимости, она была поглощена планами на будущее. На будущее с моим мужем, черт возьми! Я опрометью бросилась в офис тем же маршрутом — через внутренний двор. Возле курилки остановилась и принялась энергично отряхиваться. Самое время сейчас выпить горячего чая, а то я едва не примерзла к колесу, за которым пряталась.

Я уже было прошла мимо курилки, но, услышав голос Надежды Леонидовны, задержалась у приоткрытой двери. Суровцева проводила среди новичков разъяснительную работу.

— Ну и угадайте, кто теперь у нас будет вместо Ольги Романовны? — с апломбом спросила она.

Как?! Разве наша всезнающая Надежда Леонидовна, наш ситцевый телеграф, еще не оповестила все агентство, включая филиалы, об этом знаменательном событии? Непорядок. Она явно теряет квалификацию.

— Понятия не имею, — ответила одна из новеньких, кажется, Наташа Дорогина.

— Василий Андреевич Никитин! Просим любить и не жаловаться! — изрекла Суровцева с еще большим апломбом.

Какая-то смазливенькая девушка произнесла восторженно:

— Ну и хорошо. Василий Андреевич, он такой симпатичный, прикольный…

«Не рассчитывай, дорогуша, на «прикольность» моего Василия Андреевича», — подумала я со стервозной усмешкой.

— Господи, наивная ты душа! — воскликнула Надежда Леонидовна. — Прикольный-то он прикольный, да только очень уж себе на уме. С такими, как он, лучше вообще не связываться. А симпатизировать, детка, он будет жене своей, Алке Трофимовой. Так что, девочки и мальчики, если у вас в процессе работы возникнут с этой лисичкой-сестричкой спорные вопросы, ну там… из-за квартиры или из-за клиента, я вас уверяю, вопрос будет решен не в вашу пользу. Вот помяните мое слово.

— Да ладно вам, Надежда Леонидовна… что вы нас пугаете… — засмеялся Женька Артемьев, тоже новенький.

— Я пугаю?! Да боже упаси! Ты сколько в агентстве работаешь?

— Пятый месяц.

— А я — пятый год! Вопросы есть? Никитин хоть и пришел раньше меня, но за это время я его хорошо узнала и поняла, что он за фрукт!

Тут мне припомнилась одна хорошая фраза: «В любой организации всегда есть человек, который точно знает, что здесь происходит на самом деле. Вот его-то и надо уволить». Дальше слушать было неинтересно. Я проследовала в гардеробную, а затем — в кухню, чтобы выпить чаю. Боже мой, как низко я пала! Хожу, брожу по офису и его окрестностям, подслушиваю разговоры коллег и других человекообразных. Зато сколько полезной информации я почерпнула за столь короткий срок!

После разговора с Васей Вера стала звонить нам каждый вечер, поторапливала с освобождением квартиры. Я и так уже подняла на уши отдел аренды, чтобы они как можно скорее нашли квартиру моим нынешним жильцам. Впрочем, дело было вовсе не в квартире. Вера, если я правильно оценила ее тактику, решила, вероятно, взять Никитина измором, как говаривал некогда Виктор Сергеевич, — не нытьем, так каканьем. После разговоров с ней Васька становился просто сам не свой. Мне он, разумеется, ничего не рассказывал, но я и так знала, о чем ему поет бывшая жена. Сначала шантаж, потом заверения в вечной любви, потом мольбы и слезы и… снова шантаж.

Вот и сегодня, только я вышла из ванной, в прихожей запищала трубка радиотелефона. Голова у меня была обернута полотенцем, и я высвободила одно ухо, чтобы лучше слышать тебя, дитя мое…

— Привет, Алла, — услышала я холодный, с металлическими нотками голос Веры. — Позови, пожалуйста, Васю.

— Добрый вечер, — не менее холодно ответила я. — Он в ванной. Позвони позже.

Вася действительно остался там, чтобы побриться. А еще у нас в ванной только что случился совершенно чумовой секс, но Вере об этом знать было не обязательно.

— Да я, в общем-то, тебе могу сказать. А ты уж передай, если не трудно.

— Вера, ты, пожалуйста, не беспокойся. Мои жильцы на этой неделе освободят квартиру на Добролюбова, и ты сможешь…

— Дело в том, — прервала она меня, — что я не собираюсь жить на этих вонючих Родниках, у черта на куличках.

Я до такой степени устала от ее преследований, что готова была послать эту идиотку на три веселых буквы и положить трубку. Но почему-то сдержалась и ответила ей достаточно спокойно:

— Вер, а где ты хотела бы жить? Может быть, на Манхэттене?